Представляем вашему внимаю довольное своебразное интервью легендарного Боба Бимона для «Советского спорта», своеборазное в силу манеры изложения и домыслов автора, а не ответов Бимона.
***
Малолетний торговец наркотиками из черного гетто, криминального нью-йоркского квартала Ямайка... Он никогда не видел своего отца. Его мать умерла в возрасте 25 лет от туберкулеза. Побои отчима, наркомания, проституция, алкоголизм – то, что он видел в детстве. Мечты его не простирались дальше карьеры успешного наркодиллера. «А о чем еще я мог мечтать? – вяло взмахивает рукой Боб, будто пытаясь отогнать призраки прошлого. – Я не знал другой жизни!» Так начиналась судьба человека, одним прыжком 18 октября 1968 года перевернувшего мир. 8,90. Из-за этой цифры великий советский прыгун Игорь Тер-Ованесян перестал спать по ночам. Все казалось бессмысленным после того, что сделал на Играх в Мехико Боб Бимон. Чтобы измерить этот полет, судье не хватило... рулетки!
Боб чудаковат и чуть рассеян, как все гении. Мне пришлось ждать его около получаса в фойе гостиницы «Космос». Я уже начала сомневаться, что он вообще придет. «Да, он такой, – подтвердили девушки, работающие на ресепшн. – Может пообещать и забыть».
Но Боб пришел. И тут же стал вежливо просить прощения: у него на часах нью-йоркское время. А он не разобрался, какова разница во времени между Нью-Йорком и Москвой.
Вот он: пиджак в клеточку, джинсы с висящими мохрами, красная бейсболка, тяжелые перстни на руках.
– Эти перстни что-то обозначают?
– Один – обручальный, второй – с эмблемой нью-йорского университета, где я учился.
Боб, немного помолчав, отдергивает рукав рубашки:
– А здесь у меня часы...
Мы смеемся. Подходит официантка.
– Я не уверен, что она говорит по-английски. Если можно, закажите для меня чай, – просит Бимон. – Обычный черный чай.
И почему-то считает нужным объясниться:
– Я не пью ни кофе, ни алкоголь.
– Давно?
– Дайте подумать... – он поднимает к потолку глубокие, проницательные глаза. – Да, могу сказать совершенно точно: ровно 37 лет!
– Почему такой жесткий запрет? Были проблемы?
– Проблем не было. Я выпивал иногда, в компании. А потом мне захотелось начать беречь свое здоровье. Я заметил, что алкоголь даже в небольших дозах действует деструктивно, от него портится настроение. Кофе плохо влияет на сердце...
Официантка возвращается с чайником на подносе.
– О, вас не затруднит спросить для меня еще и заменитель сахара?
Я никак не комментирую. Несмотря на то, что мне кажется, что это немного слишком. Если все время держать себя в рамках, можно превратиться в портрет…
– Вы и не курите?
– Раньше покуривал. Но немного, пачку или две в неделю. Бросил примерно тогда же, когда покончил с алкоголем и кофе.
– Значит, во времена Олимпиады в Мехико вы курили?
– Курил...
«Я БЫЛ АРЕСТОВАН ПО ПОДОЗРЕНИЮ В УБИЙСТВЕ»
Итак, еще одной удивительной подробностью становится больше. До сих пор они были следующими:
- Боб Бимон приехал в Мехико без тренера.
- Ни до, ни после 18 октября 1968 года ему не удавалось даже повторить предыдущий мировой рекорд – 8,35, принадлежавший Ральфу Бостону и Игорю Тер-Ованесяну. Не говоря уже о том, чтобы снова улететь на 8,90. На чемпионате США в Вэлмоте в олимпийском сезоне-68 Бимон, правда, прыгнул 8,39. Однако из-за сильного попутного ветра (4 м/c), превышавшего норму, рекорд не засчитали.
- Ходили слухи, что Боб провел ночь перед своим феноменальным прыжком в мексиканском борделе либо, по другой версии, поддержать его практически одновременно прилетели жена и любовница.
Он до такой степени испугался возможного разоблачения, что в состоянии чудовищного стресса совершил чудо.
Я не была уверена, что с его прыжка в Мехико стоит начинать. Бимон должен ненавидеть все это. Как и сопутствующие сплетни. Его только об этом и спрашивают почти сорок четыре года без передышки. Его, пожалуй, давно тошнит.
Но я всю жизнь придерживалась правила, что прямая – кратчайшее расстояние между двумя точками...
– Вы, должно быть, ненавидите вопросы об этом прыжке, Боб?
На его лице полная безмятежность:
– Что вы! Я привык... Только хочу сразу дать понять: я рад, что мне удалось это сделать, прыгнуть на 8,90! Но для себя я постарался забыть обо всем этом как можно скорее. Иначе можно сойти с ума!
– Но у вас было ощущение хотя бы давно, в детстве, что вас ждет нечто небывалое? Знамения, сны?
– Боже всемогущий, я рос в такой клоаке… Мне хотелось вырваться оттуда, но я плохо представлял себе как… Вы, наверное, смотрели этот известный фильм с Клинтом Иствудом: «Хороший, плохой, злой». Его название – как будто о моей жизни.
– Торговля наркотиками – это правда?
– Как и то, что я подмешивал в марихуану, прежде чем свернуть косячок на продажу, измельченные чайные листья.
– Вас ни разу не ловили?
– Ловили, еще бы нет… «Ты что нам подсунул, какой странный вкус!» – «А вам разве не понравилось?» – нахально спрашивал я. «Да нет, отчего же, своеобразно… Только слегка непривычно!» Как-то раз полицейские заковали меня в наручники по подозрению в убийстве. На нашей улице кого-то зарезали. А я болтался по тротуару, как всегда, до поздней ночи, пережидал, пока отчим напьется и уснет. У меня был не тот дом, куда хочется возвращаться… Вот меня и забрали в участок.
– Предполагали, будто вы что-то видели?
– Если бы! Они пытались на меня повесить это дело. Но вскоре им удалось поймать настоящего убийцу – и меня выпустили.
– А ваш отец – неужели он так и не появился, когда пошли публикации в газетах, документальные фильмы, вообще вся эта вселенская слава?
– Да его, может быть, и в живых к тому времени не было. Либо он жив до сих пор… Нет, он не появился. И откуда ему было знать, что я – его сын?
– А разве Бимон…
– Бимон – фамилия моей матери, которую она взяла, выйдя замуж. Не за моего отца. Ее девичья фамилия была Браун. Если бы я взял мамину фамилию, есть вероятность того, что отец мог бы меня разыскать. А так… Она равнялась нулю.
– Когда же в вас родилась эта сумасшедшая мечта о полете под девять метров?
– Ближе к Олимпиаде в Мехико. Как я уже говорил на пресс-конференции, я вышел в прыжковый сектор с мыслью стать олимпийским чемпионом. Это очень важно: визуализировать свою цель. Постараться увидеть заранее не как ты борешься, а как ты побеждаешь. Кто станет чемпионом, а кто – нет, эти вещи решаются не вне, а внутри нас. Тело, ум и дух – они должны быть в гармонии, должны быть подчинены одной мысли, одной мечте. Когда впоследствии я начинал кого-то тренировать, я в первую очередь предлагал сесть и поговорить по душам. Привести в порядок внутренний мир и свои мысли. И только тогда можно замахиваться на что-то серьезное.
– Вы смотрели фильм «Тайна»?
– Нет. А что?
– Он о том, как исполняются желания. И что все великие люди, начиная с древности, владели этой тайной. А тайна заключалась в том, чтобы ярко представить себе, как желание исполняется, и затем – отпустить, перестать думать об этом.
– Пожалуй, верно. Это то, что я сделал в Мехико.
– Но у вас же была полная концентрация на цели. Вы не отпускали ее от себя ни на минуту?
– Не совсем так. Я был сосредоточен, но в то же время в моих настройках присутствовали еще две важные вещи. «Enjoy the moment» («Наслаждайся мгновением!») и «You never know» («Ты никогда не знаешь…»). Мы ведь никогда не знаем, что на самом деле произойдет, и надо наслаждаться каждым мгновением…
«ЧТО Я ДЕЛАЛ В НОЧЬ НА 18‑е?»
– Вы хорошо помните, как прошла ночь перед 18 октября и весь тот удивительный день с самого утра?
– Я спал очень крепко. И, как мне помнится, не видел никаких снов.
– Стоп. А как же жена, любовница или как вариант – загул в борделе?
– Вы желаете спросить, занимался ли я в ночь на 18 октября сексом? И не просто сексом, а каким-то особенным сексом?
– Должно же было произойти что-то из ряда вон выходящее!
– А как вы считаете: когда я держу женщину за руку, я уже занимаюсь с ней сексом? А когда кладу руку ей на плечо…
– Пока еще нет.
– Примитивно рассуждаете. Занимаюсь! Существует столько форм сексуального общения, приносящего удовольствие! И физическая близость – всего лишь одна из них.
– Кого вы держали за руку той ночью?
– Куда бы я ни приехал, везде меня спрашивают о сексе в ночь на 18 октября. Давно собирался узнать: кто же запустил эту сплетню? Я спал, никаких любовных похождений, что вы! Это Олимпиада, я шел к ней годы! Утром я слушал музыку: джаз, румбу. Делал танцевальные движения – кое-что из сальсы. Я очень люблю сальсу! Кстати, я меломан, я всегда был помешан на музыке. У меня огромная фонотека, в каждую поездку я беру с собой не меньше двух тысяч записей. Итак, я сидел в номере один. Ни с кем не разговаривал. Никого и ничего не хотел замечать. Я будто воздвиг стену между собой и окружающим миром и шел словно по туннелю, полностью сконцентрировавшись на том, чего я хочу. Мне представлялось: нужно будет прыгнуть очень далеко. Я был уверен, что Бостон и Тер-Ованесян и сами замахнутся на что-то подобное… Кстати, я не собирался далеко прыгать сразу же, в первой попытке. Первая попытка – как черновик, думал я. А вот во вторую я вложу всю свою силу!
– И тут этот полет. Я пересмотрела записи и на следующий день, на турнире «Русская зима», появилась возможность сравнить. Едва успев взлететь, прыгуны тут же врезаются в песок, как перочинные ножики. А вы летели, размахивая руками, как будто бежали по воздуху, – и это длилось целую вечность… Все заметили этот небывало долгий «вис». Или, как еще порой выражаются, «парашют».
– А у меня не было ощущения, будто я лечу как-то особенно долго. Мне показалось, что прыжок получился неудачным. Я был недоволен им с чисто технической точки зрения. И, когда я пересматривал запись, мое мнение не изменилось. Он был довольно нелепым по исполнению, но, еще раз повторюсь, я не ставил на первую попытку! Поэтому я сразу вскочил и, чтобы сохранить мышцы в тонусе, стал активно двигаться и бегать.
– И не обернулись на прыжковую яму? Не заметили, что приземлились у дальнего края?
– На яму не оборачивался. Но по тому, как зашумели на трибунах, почувствовал, что реакция какая-то необычная, зрители что-то чересчур возбуждены. Однако я дал себе слово не терять концентрации, ни на что не отвлекаться и не обращать внимания. «Вторая попытка! Вторая попытка!» И продолжал бегать.
– Судье не хватило рулетки, и замеры длились около получаса…
– Об этом я тоже узнал потом. Все время, пока шли измерения, я не разрешал себе смотреть в ту сторону.
«СОБРАЛ ЧЕМОДАН И УЕХАЛ»
– О том, что это 8,90, вам сказал Ральф Бостон. Это ведь он, после того как вы остались без тренера, на свою голову подготовил вас к Олимпиаде. Он никогда не жалел об этом?
– Насколько я знаю, нет. Ральф не из тех, кто станет завидовать. Да я и не уверен, что это он мне должен завидовать, а не я ему. У Бостона три олимпийские медали: золотая, серебряная и бронзовая. А у меня – всего одна! (Смеется.)
– Бостон объяснил – и у вас началась истерика…
– Я валялся на земле и рыдал как ребенок. Я ведь поначалу не понял, что это такое – 8,90. И никак не среагировал на эту цифру. Я привык измерять все в футах. Когда ко мне подошел Ральф Бостон и прошептал в ухо: «29 футов!» – я чуть не задохнулся от потрясения и от того, что… «Вдруг это неправда? Что если я сплю и мне это снится? Я сейчас проснусь, и все исчезнет?!»
– После, когда вы смотрели записи, вы разгадали секрет этого невиданного прыжка?
– Может быть – да, может быть – нет (лукаво прищурившись). Задумайтесь, прошло больше сорока лет. Мы сидим с вами в Москве, уже почти полночь. Мы разговариваем три часа, и вам хочется разгадать загадку… Сорок три года она не дает покоя миллионам людей! Я никогда не расскажу всей правды. И даже не скажу, все ли я уже рассказал или продолжаю что-то скрывать. Ощущение чуда исчезнет. Зачем отнимать у людей чудо?!
– Игорь Тер-Ованесян сравнивал ваш прыжок с землетрясением и убийством. Он перестал спать по ночам.
– Мне жаль, что Игорь воспринял это так трагично. Он был и остается удивительным. От него исходят такое тепло, такой свет… Советских спортсменов везде сопровождали секьюрити.
– «Топтуны»? У нас так говорят.
– Люди из КГБ. Они запрещали вашим ребятам общаться с нами. А Игорь плевать хотел, открыто подходил, здоровался и заговаривал. Он их не боялся. Он был очень смелым. Мне правда жаль, что он не ввязался со мной в драку после моих 8,90.
– В секторе с вами случилась истерика, но к вечеру вы уже все осознали – и?..
– Вечером я собрал чемодан и уехал домой. И ничего не праздновал.
– Почему?
– Потому что жизнь продолжалась. Я стал знаменитым на весь мир, но я не хотел вечно нести на себе эту ношу. Нужно было учиться, у меня и без того из-за подготовки к Олимпиаде были проблемы с учебой, целый ворох прогулов, несданные экзамены.
– Ваши однокурсники…
– Я пресекал любые разговоры на эту тему. Вернее, держался так, что со мной и не решались об этом заговаривать. К тому же я побывал в своем университете транзитом и вскоре перевелся в другой. Мое будущее оставалось в тумане. Прыжок принес мне огромную славу, но не деньги. Мне срочно надо было определяться, как я буду их зарабатывать. На что жить…
– Я читала – вы совсем пропали. Работали простым учителем физкультуры, а все попытки повторить феноменальный прыжок закончились порванной мышцей и тяжелой депрессией, потому что ничего не получалось, а публика повсюду требовала от вас новой сенсации.
– Очередные глупые и лживые измышления в мой адрес. Я и не собирался повторять этот прыжок. Я уже прыгнул! Что и кому я должен был доказывать? А главное – чего ради? Смысл? Моя мечта исполнилась, но оставались и другие! Я пишу картины, являюсь директором Музея олимпийского искусства. Это коллекция живописи и скульптур, созданных известными спортсменами. В нашем музее есть картины Пегги Флеминг (фигуристка, олимпийская чемпионка Греноб-ля. – Прим. авт.), легкоатлетки Джо Фло… Я играю в музыкальной группе. Два месяца назад у нас был концерт в Нью-Йорке. Мне многое интересно. Я люблю жизнь. Она для меня не закончилась этим прыжком в Мехико! Одно время я даже работал над дизайном галстуков для олимпийской сборной США…
– Когда Майк Пауэлл в 1991 году побил ваш рекорд…
– Мне рассказали об этом по телефону. Я выслушал и повесил трубку. Когда-нибудь это должно было случиться…
КАК ЭТО БЫЛО
ПРЫЖОК В XXI ВЕК
МЕХИКО. 18 ОКТЯБРЯ 1968 ГОДА.
БОБ БИМОН – 8,90!
Квалификация. Олимпиада в Мехико началась для Бимона неудачно. При квалификационном нормативе 7,65 м он сделал заступы в первых двух попытках. Но в третьей, по совету Ральфа Бостона, подстраховался, сильно недоступил до планки и вышел в финал вторым с результатом 8,19 м. Лучшим в квалификации стал Ральф Бостон – 8,27 м.
Финал. Моросил дождь. Бимон был в списке четвертым по счету. В первой попытке разбег получился чрезвычайно быстрым, попадание на планку – идеальным, а сам прыжок – очень высоким (более 1,5 м в высшей точке), приземление – мощным и жестким. Бимон оттолкнулся от песка обеими ногами и выскочил из ямы.
ПОВТОРЕНИЕ ЧУДА
ТОКИО. 30 АВГУСТА 1991 ГОДА
МАЙК ПАУЭЛЛ – 8,95!
Дуэль. Противостояние двукратного серебряного призера Олимпиад Майка Пауэлла и девятикратного олимпийского чемпиона Карла Льюиса в прыжках в длину получилось воистину сумасшедшим. Карл Льюис прыгнул 8,91. По ходу квалификации и финала он сделал шесть лучших прыжков в своей карьере, однако Пауэлл улетел на пять сантиметров дальше рекорда Бимона – на длину спичечного коробка…
Статус. Рекорд Пауэлла до сих пор не побит. Но не побит и рекорд Бимона. Он утратил статус мирового, но остается олимпийским. Кто следующий?!
ЛИЧНОЕ ДЕЛО
РОБЕРТ (БОБ) БИМОН
Родился 29 августа 1946 года в Квинсе (Нью-Йорк).
Титулы: чемпион США (1968, 1969), олимпийский чемпион (1968) по прыжкам в длину.
Рекорд. Бимон вошел в историю легкой атлетики своим феноменальным прыжком на 8,90 м в финале Олимпиады 1968 года в Мехико. Этот результат, названный «прыжком в XXI век», на 55 см превышал прежний рекорд Ральфа Бостона (США) и Игоря Тер-Ованесяна (СССР).
_____
Источник: Sovsport.ru